I Feed You My Love
Da Vinci's Demons. Зороастр/Риарио, совместная пьянка по непонятной причине. "Лео бы тебя нарисовал, а я просто хочу трахнуть".
-
-
07.07.2013 в 02:22– Лео бы тебя нарисовал, а я просто хочу трахнуть.
– Услышь это святой отец, он повелел бы сжечь тебя живьём, а я… просто хочу отрезать тебе уши.
– Помилуй, чем уши-то мои тебе не угодили?
Оценивающий взгляд, острый, как лезвие рапиры, скользит по коже, не раня ее.
– Н-н-не нравятся.
– То есть всё остальное тебя устраивает?
Какая странная игра, и пусть в тенях скрываются верные стражи, а за поясом у графа целых два кинжала, и меч многозначительно протянулся вдоль бедра – тем интереснее.
Чем выше влез, тем больнее падать, но ведь есть же шанс, пусть и один на миллион, – сорвавшись, полететь вверх, а не вниз.
«Напои меня из фонтана памяти», – сквозь водоросли и тину поднимается со дна создание, сотворенное из больных снов, из обрывков чужих воспоминаний, выжидающе глядит. И, слово за словом, низкой жемчужин собирается заклинание, которому невозможно противостоять.
«Для чего я тысячи лет стою на страже, и почему сменщик все никак не явится – в чем высокий смысл? Дай же мне отведать яблок небесного сада, освежи меня, изнемогающего, вином, ибо это в твоей власти, змей. Напои меня, зверь темноты, потому что я совсем устал», – и змей, прекрасноглазое порождение мрака, опьяненное сладкой речью признания, неторопливо укладывает голову на плечо обессиленного Ормузда.
Память твоя лжива, пророк. Ничего этого не было, и ничего не будет.
И граф нежно улыбается ему, безродному еврею, и пьет. Рисуясь, лихо запрокидывает голову, встряхивает кудрями примерно так же, как машет волнистой гривой его андалузский жеребец.
Остановись, мгновение – Джироламо Риарио пьет.
С размеренностью маятника подрагивает кадык на длинной шее.
Такой тонкой, такой хрупкой шее.
Зоро смотрит прямо в эту открытую шею, в белое беззащитное горло капитан-генерала Святой Римской церкви, глядит, не слишком озаботившись тем, чтобы моргать. Бессовестно пялится. Всматривается, как в свои раскинутые карты, будто выискивая в этом зрелище смутные черты грядущего.
Опустевший стакан с громким стуком соприкасается со столешницей и потом еще со скрипом едет недалеко в сторону, повинуясь уводящей его нетвердой руке. Зороастр, хоть и не художник вовсе, успевает подметить десятки мелких деталей, он видит их так отчетливо, точно господь вставил ему в каждый глаз по здоровенной линзе: вот из угла графского рта стекает темно-красная, почти кроваво-красная капля (все-таки сложно залпом выпить целый стакан не слишком хорошего вина), но Риарио успевает догнать ее по-ящеричьи быстрым движением языка. Вот он усмехается – усмешка разгорается, как пламя в сухой листве, сперва почти невидимое, потом внезапно живое даже при дневном свете. Вот подрагивает пульс, тонкая жила проваливается в тень виска и мгновенно возникает снова, раз за разом, четко, точно отмеряющий секунды механизм.
И вот Риарио смотрит на него в ответ. Наглыми глазами, на взгляд которых, кажется, никак не повлиял проглоченный спирт. Насколько Зоро может судить по прошлым их встречам, глаза у него всегда такие – дурные и шальные.
На скулах неровными, рваными пятнами разгорается румянец. Пятна яркие, как свежая краска, протяни руку, дотронься – на пальцах останется кровавая тень.
Лицо его. Узкое бледное лицо призрака, очень юного привидения – такие получаются, наверное, из умерших в кандалах узников, что не успели познать всей полноты жизни. Темные волосы, темный огонь в глазницах, тень небрежно растушеванных угольных штрихов на щеках и подбородке. Черное и белое.
Корабельный нос. Русалочьи глаза.
– При чем здесь Лео, – говорит кто-то с отчаянной смелостью человека, играющего с тиграми, и Зороастр не узнает собственного голоса. Это не он сам говорит, это вино заговорило в нем – перебродившая ягодная кровь вспомнила о тех временах, когда была жива, и снова захотела щедрого солнца. – Оставь в покое Лео хотя бы сегодня, чертов ты граф.
Прозрачные глаза медленно заполняются разлившимися зрачками, темнеют предштормовым морем. Пьяный и непристойно красивый, граф Джироламо Риарио насмешливо щурится.
Зверь сыт, зверь расположен к игре.
– А что, сегодня меня хочешь ты?..
«Блядь», – думает кто-то трезвый в голове Зороастра, но губы его произносят другое:
– Граф, в самом начале разговора я вроде бы не по-китайски это сказал.