[She Wolf] Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать.(с)
Original. Подруги, одна - витающая в облаках писательница, другая - убежденная карьеристка. Автокатастрофа, первая слепнет. Романы под диктовку. A+
511 слов
Она слегка вздрагивает, и глаза её расширяются – непроизвольная реакция, сохранившаяся ещё с тех недавних счастливых дней, когда это действие было не бесполезным. Резкие звуки, прогноз погоды, скучающий констатирующий голос ведущей, рассказывающей о случившихся за день автокатастрофах, неприятные ощущения – интересно, когда она уже отвыкнет пытаться разглядеть невидящими глазами хотя бы что-то? Иногда ей казалось, что никогда – оттого они и были подругами: обе упертые, стоящие на своем, но – лирик и физик. Главное, какая разница, раз они обе так похожи своей бескомпромиссностью и патологическим трудоголизмом?
Хотя всё же они, наверное, действительно очень разные. Но когда ты живешь с человеком долгое время бок-о-бок, с полдвижения угадываешь её реакции, с половинки взгляда – желания, а после каждого предлога – последующее за ним предложение, то тут иногда бывает сложно разделить её мысли от своих собственных…
Она бы никогда не подумала, что ей придется когда-либо становиться с человеком единым целым. Это пугает, до сих пугает, но тем не менее… привыкла, что ли?
Четкий распорядок дня: завтрак – всегда молчаливый, она слушала телевизор, затем два часа работы – руки у неё после этого едва ли не дымились, даже на работе она никогда не писала так много, как живя вместе с ней, - два часа отдыха, обед – и так далее, вплоть до вечернего чтения вслух. После него – спать, непременно спать и только; будь воля этой дурочки, она бы работала сверхурочно, не вылезала бы из-за компьютера – пусть не попадая на клавиши, на которых, конечно же, отсутствует шрифт Брайля, пусть не понимаю, что она пишет, работать, только работать – она запрещала. Потому что прекрасно понимала, во что может вылиться эта жажда заглушить в своем произведении страдания по поводу потери зрения.
- Прекрати так к себе относиться, - ругалась она. – Черт возьми, тебе надо отдыхать, набираться сил! Ты так никогда не выздоровеешь!
Та слушала её с полным отсутствием эмоций на лице; и это было по-настоящему страшно. Особенно когда она покорно кивала в ответ словам.
Она взяла на работе отпуск, и это привело к взрыву отчаяния и страданий; во время её отсутствия явно повесились не один десяток клерков, ждущих распоряжения по всяким идиотским проектам от Самой, а бурная, истеричная музыка, исполняемая телефонными звонками, не умолкала ни на секунду, заставляя аппараты разве что не взрываться от этого. И если поначалу её это сильно беспокоило, то теперь она чувствовала себя даже довольной.
- Эй, - ногу в шерстяном носке гладит маленькая белая босая ножка, словно рука без перчатки. – Пиши дальше: «Её было тяжело признаться в этом, но…».
От этих поворотов в сюжете у неё кружилась голова; она не любила читать, тем более литературу, написанную женщиной – не было времени, да и сексистка она была отчасти, но то, что мимоходом, особенно даже не напрягаясь, творила её подруга, это было… странно. Странно, страшно и немного напрягающе – хорошо напрягающе, как, напрмиер, сексуальное влечение.
Под конец она уже почти начинала трястись, лихорадочно думая: «Господи, Господи, ну она же гениальна, ну, Боже мой, ну как, как её такую – и лишить всего, лишить глаз, Господи, как она может создавать такое?!», и только потом её подруга устало выдыхала и виновато пожимала плечами: «Прости, я дальше не придумала».
- Ничего. – Она обнимает её за плечи, та ежится, несмотря на толстый свитер грубой колючей вязки. – Ты большая молодец, вот что я хочу сказать.
И теплые, пахнущие эвкалиптовым лекарством губы касаются нагревшейся от дневного солнца щеки, и за ними еле-еле робко поспевает глубокое, благодарное «Спасибо».
«Всегда пожалуйста», - думает она, рассеянно думая, что же сегодня они будут вечером читать; и что до дня, когда ей все-таки можно будет сделать операцию по частичному восстановлению зрения, осталось совсем, совсем немного, и она даже уже начинает потихоньку бояться – о, эти писатели, чертовы невротики…
Зато её можно в таком случае обнять и сказать, что ничего страшного в этом нет, и что операция эта ничуть не смертельна; врёт отчасти, конечно, но не пугать же из-за этого человека, правда? Особенно когда он настолько гениален, что платит за это не только физически, но и своей нервной психикой…
Она отпускает её и, закрепив на пухловатых романтичных губах влажный поцелуй, пользуется моментом и уходи из комнаты, пока её подруга не пришла в себя.
Большего пока и не надо. И меньшего тоже.