We found love in a hopeless place
9 лет ада. Вся школа против одной девочки. Постоянная травля, плевки в лицо, попытки прогнуть под систему и запугать. Друзья являются друзьями только " за периметром". Учителя называют " ебанутой", не стесняясь. Родители стыдятся ходить на собрания и предают своего ребёнка, глумясь над ней ещё и дома. " Я обязательно выживу!". Результат всего этого.
До школы идти пятнадцать минут. Главное — выйти так, чтобы не появиться слишком рано. Но опаздывать тоже не стоит: любой учитель, за исключением, пожалуй, химички Петровны, загнобит так, что мало не покажется.
Из школьных окон льётся тупой и плоский казённый свет. Гудящая толпа учеников втекает в двери. В самый раз. Хорошо.
Куртку — в гардероб, рюкзак на плечо и бегом на третий этаж. «Э, э, вон жаба побежала! Жаба! Очкарик-в-жопе-шарик!»
Плевать. Бегу. Терплю.
Я вообще охренительно терпеливая девочка. Девять лет с первого по девятый класс, эта долбаная школа вытирает об меня ноги и передаёт эту славную традицию по наследству. Чего я только не пробовала: и унизительные тычки в спину, и плевки, и жвачки в волосах, и кнопки на стульях, и собачье дерьмо в рюкзаке. Другой бы на моём месте уже к чертям собачьим прыгнул с крыши. Или ушёл бы из школы. Почему я этого не делаю — вопрос философский.
Началось всё с того, что я слишком умная, а значит — дура. Погружённость в книжки и полный отрыв от происходящего. Как-то угораздило явиться в школу без юбки — ну забыла, собираясь впохыхах! Первый класс же! - и с этого покатилось. Учительница, Ирина Сергеевна, жирная корова, не разрешила идти домой и одеться, а велела весь день ходить так, раз уж я такая забывчивая. Белая блузка. Лаковые туфли. Капроновые колготки, сквозь которые радостно светятся трусы с котятами. Полный абзац.
Потом очки: предсказуемо село зрение. Уродливые стекляшки, самая дешёвая детская оправа. «Очкарик, сова, четырёхглазая!»
Потом школьные олимпиады, первые места. «Заучка, зубрила, сраный профессор».
Потом три одноклассницы в туалете: головой в раковину, лоб расцарапан о кран, повсюду холодная вода, воняющая железом. Молодая учителька - «что с тобой?» А я молчу. Расскажу — хуже будет. Пожимает плечами, выходит, цок-цок туфельки мимо моей скорченной трясущейся тушки. За дверью — физрук ждёт свою пассию. «Что там? - Да припадочная эта, помнишь, в трусах по школе бегала? - Ааа, ебанутая-то? - Паша, не надо так выражаться... - Дак всё равно — ебанутая!»
Физрук, да. Павел Сергеич. Сука. Издевается, заставляет подтягиваться и отжиматься — а я вишу сосиской на турнике. Не толстая — просто сил в руках нет. «Работай, работай, все уже давно сдали норматив!» И голос Лёши Уткина: «Висит, как жаба на палке!» С того дня я ещё и Жаба.
А вообще я девочка, не забыли? - интеллигентная, я стихи пишу. Однажды в газете напечатали. Седьмой класс. Или шестой? И фотография... «Поэтесса, поэтесса идёт! Почитай стишки!» Однажды русичка попросила, и я почитала на уроке, думала, дура, что меня уважать будут. Ага. Татьяна Иванна, только я села, тут же все мои экзерсисы по строчке разобрала, отпрепарировала, как ту жабу, всем доказала, что автор лох малолетний, и автору место в помойке. Даже говорить не хочется.
А родители чего? Да... Папе пофиг, папа денежки зарабатывает, а маме за меня стыдно. Однажды вышли на улицу, а там Уткин и Олейников идут, давай орать: «Ебанутая с мамашей! Жаба очкастая с мамашей!» Сперва мама то-сё, в школу, а там ей популярно объяснили, что я сама детей провоцирую, умом своим кичусь, веду себя плохо, и с дисциплиной у меня беда. Мама человек просто, выпорола и внушение сделала, а в школу с тех пор ни ногой. Просила её, просила меня перевести — а фиг тебе, учись где учишься и не выпендривайся.
А мне вот уже пятнадцать. А класс вот уже девятый. А у меня друзей полгорода, все старше, все классные, кто на гитаре играет, кто поёт, кто рисует — творческий кружок. И на литературных вечерах выступаю, и печатают снова, только полдня моей жизни — четырёхэтажный вопящий ад, и волосы снова под мальчика из-за очередной жвачки. «Стриженая жаба!» - ну да, закономерный итог.
Хер вам всем. Я обязательно выживу. Не сломаюсь. Выживу, и вы все ещё утрётесь.
После той самой химии Петрова из параллельного класса толкает меня в спину, а я неудачно падаю и ломаю ногу. Плюс сотрясение. Полтора месяца в больнице, какое счастье. А там и до выпускных недалеко, а там я выбиваю из матери разрешение и еду в Питер, в техникум, где никто меня не знает, и покупаю линзы, и крашусь в красный, и прокалываю нос.
И живу в лютом офигении от того, как прекрасна жизнь, и пусть в общаге нас шестеро в комнате, и пусть я ем как следует раз в день — в столовке по талонам, какая разница, вокруг прекрасный Питер, и ни одного человека, который звал бы меня «Жабой» или «Очкариком».
**
Живу нормально. Домой не вернулась. Матери — ну вы поняли, да? - пофиг. Мне тоже. Техникум, универ, редакция газеты, мальчики стаями, девочки хороводами, лишь бы приглушить лютый вой детских комплексов. Мальчик один замуж звал, а я как представила, что рожу вот дитё, оно в школу пойдёт и испытает всё то же — чуть не блеванула, от ворот поворот разом, пока-пока.
Знаю, что всё прошло. Знаю, что Петрова жирная теперь и страшная, и работает продавцом, знаю, что Сергеев сел, Олейников наркот, физрук спился, и все они получили что надо, но мне не отмыться, девять лет ада под кожей, спина скручивается при виде подростковых компаний, и вся моя уверенность улетает к чертям.
Но сегодня я увидела в подворотне у дома двух здоровых девок, которые таскали за волосы третью, и пропала. Одна сучка сбежала сразу, другую я мудохала по лицу, по животу, по чём попало, и орала, и плакала, и чуть не умерла, пока та, которую они травили, не оттащила меня, не отвела к себе домой, не напоила отцовским коньяком и не достучалась до свернувшихся в ракушку мозгов. Хорошая девочка. На практику её к себе позвала.
А с тех пор ношу в кармане шокер и выслеживаю таких вот уродов. Маленькое хобби. Их потом можно выпасти поодиночке, ткнуть шокером в спину и бить ногами, и драть волосы, и пихать мордами в лужи. Главное — капюшон на лоб, воротник — на рот.
Когда-нибудь, может, поймают. Но с каждым пинком в чужое податливое тело я чувствую, как из меня по капле вытекает жаба-очкарик, позорный реликт прошлого.
Возможно, я успею раньше — ведь я сумею остановиться, когда почувствую, что хватит?..
и не вся школа, конечно, а только половина, и хорошие родители)
не вы один)
но я тоже никого не луплю...
Автору спасибо, впечатлилась
Тукки-хён, всегда пожалуйста.)
А заказчик-то здесь?)
Ваше исполнение очень живое и искреннее, спасибо. Откроетесь?
Заказчик
У меня до сих пор от этого утреннего света в школьных окнах внутри что-то переворачивается.
А.
Мне это безумно знакомо...
Помнится, профессора Снейпа я окончательно полюбила именно после описания того, как над ним Мародёры издевались. Что-то это мне напомнило, ой как напомнило. Ещё бы он после этого в УПСы не пошёл, я бы тоже пошла, только б эти мерзкие морды ещё и после школы не видеть... *лирическое отступление мод офф*
Местами оно подхрамывает, конечно, но писалось в порыве вдохновения )
хочется изменить ситуацию.