Очевидно, это такая должность, созданная специально в назидание всем прочим ангелам. Самая ответственная, самая неприятная, трудоемкая, неблагодарная, муторная работа, которую только можно вообразить. Ангелы-хранители. Вот живёт человечек маленький, девочка в моём случае – с кудряшками такая, русенькая, ходит по земле этой, прости, Господи, и ни о чём не просит. Не надо к ней спускаться и говорить с ней, как с Жанной Д’Арк, не спасать от чего, давать ей возможность тебя увидеть, как блаженным – всё есть у этой крошки, всем довольна, всем счастлива, и ты за неё счастлив, искренне так, по-ангельски. Но это пока не вырастет. Растёт человечек медленно, ты сам уловить не можешь, когда он или она (девочка, русая, с кудряшками такая) переходит с тропинки детства на мутную, топкую, торную дорожку подросткового возраста. Страшное это время. Вообще все времена у этих людей страшные, но это особенно. А если ты специалист плохой, и дело своё не любишь, то всё, пропал человечек – дальше будет только хуже. Впрочем, бывают такие, как она – счастливые. Это когда она после ссоры с мальчиком своим (сам подстроил, сам всё сделал, уберёг – не чета он ей, заброшенный человек, зла много б сделал) шла по улице, плакала, я любовался ей и кудрями её, а тут – машина. А ей надо долго жить, понимаете? Надо. Вот я и схватил её за плечи, на себя резко потащил, машина с визгом проехала прям по тому месту, где до того она стояла. Она-то меня не чувствовала, а я чувствовал всё, всё чувствовал, хорошо так. И как пахло от неё прекрасно, и какие волосы у неё – не очень густые, плохие волосы, но лучше них я и не вспомню, пожалуй. И отпустил. А она вдруг почувствовала меня, повернулась – и увидела. Ненадолго, на одно-полтора мгновения, но некоторым хватает и этого. Ужасно я тогда, всё-таки, поступил, не надо было казаться ей. Это ведь огромная ответственность теперь на ней лежит – так-то она в любом случае попала бы в Рай, а теперь один лишь малейший неверный шаг, одно прегрешение, порок – и всё, и двери закрыты. К не-таким и претензии выше; знаю, о чём говорю, я и сам таким был. Счастливые – они все ужасно талантливые к тому же; отдельное испытание их гордыни. У них ещё взгляд такой, всегда бархатный, не блестящий, с поволокой. Отличные считатели, сказки придумывают на ходу. Делают людям искусство, даже когда его не делают. Вихрастые, упрямые, всегда – в том возрасте, в котором увидели ангела. Но – ещё немного лучше. Она такая же абсолютно – волосы отстригла, глядит всегда прямо, немного даже жестко. Хотя мягкий, в общем-то, человек, даже трогательный в «не своей» колючести. Знаю, знаю, я виноват. Оберегал, как мог. Давал ей возможность самостоятельно набить себе все шишки – она умная, схватывает все уроки на лету. Только очень много плачет – не от настоящих даже бед, а просто, от переизбытка чувств. Когда ты вечно счастлив для других, и когда получаешь от жизни все возможные поблажки (не физические даже, а просто), всегда идёт ужасная отдача. Эти люди счастливые – но несчастны. Она очень много плачет и страдает, надрываясь, всегда безысходно. А я держу ей руки и говорю, что непременно, непременно защищу её от всего, дам дойти до Рая незапятнанной. Потому что это моя работа. И я её очень люблю.
Очевидно, это такая должность, созданная специально в назидание всем прочим ангелам. Самая ответственная, самая неприятная, трудоемкая, неблагодарная, муторная работа, которую только можно вообразить. Ангелы-хранители.
Вот живёт человечек маленький, девочка в моём случае – с кудряшками такая, русенькая, ходит по земле этой, прости, Господи, и ни о чём не просит. Не надо к ней спускаться и говорить с ней, как с Жанной Д’Арк, не спасать от чего, давать ей возможность тебя увидеть, как блаженным – всё есть у этой крошки, всем довольна, всем счастлива, и ты за неё счастлив, искренне так, по-ангельски. Но это пока не вырастет. Растёт человечек медленно, ты сам уловить не можешь, когда он или она (девочка, русая, с кудряшками такая) переходит с тропинки детства на мутную, топкую, торную дорожку подросткового возраста. Страшное это время. Вообще все времена у этих людей страшные, но это особенно. А если ты специалист плохой, и дело своё не любишь, то всё, пропал человечек – дальше будет только хуже.
Впрочем, бывают такие, как она – счастливые. Это когда она после ссоры с мальчиком своим (сам подстроил, сам всё сделал, уберёг – не чета он ей, заброшенный человек, зла много б сделал) шла по улице, плакала, я любовался ей и кудрями её, а тут – машина. А ей надо долго жить, понимаете? Надо. Вот я и схватил её за плечи, на себя резко потащил, машина с визгом проехала прям по тому месту, где до того она стояла. Она-то меня не чувствовала, а я чувствовал всё, всё чувствовал, хорошо так. И как пахло от неё прекрасно, и какие волосы у неё – не очень густые, плохие волосы, но лучше них я и не вспомню, пожалуй. И отпустил. А она вдруг почувствовала меня, повернулась – и увидела. Ненадолго, на одно-полтора мгновения, но некоторым хватает и этого. Ужасно я тогда, всё-таки, поступил, не надо было казаться ей. Это ведь огромная ответственность теперь на ней лежит – так-то она в любом случае попала бы в Рай, а теперь один лишь малейший неверный шаг, одно прегрешение, порок – и всё, и двери закрыты. К не-таким и претензии выше; знаю, о чём говорю, я и сам таким был.
Счастливые – они все ужасно талантливые к тому же; отдельное испытание их гордыни. У них ещё взгляд такой, всегда бархатный, не блестящий, с поволокой. Отличные считатели, сказки придумывают на ходу. Делают людям искусство, даже когда его не делают. Вихрастые, упрямые, всегда – в том возрасте, в котором увидели ангела. Но – ещё немного лучше.
Она такая же абсолютно – волосы отстригла, глядит всегда прямо, немного даже жестко. Хотя мягкий, в общем-то, человек, даже трогательный в «не своей» колючести. Знаю, знаю, я виноват. Оберегал, как мог. Давал ей возможность самостоятельно набить себе все шишки – она умная, схватывает все уроки на лету. Только очень много плачет – не от настоящих даже бед, а просто, от переизбытка чувств. Когда ты вечно счастлив для других, и когда получаешь от жизни все возможные поблажки (не физические даже, а просто), всегда идёт ужасная отдача. Эти люди счастливые – но несчастны. Она очень много плачет и страдает, надрываясь, всегда безысходно. А я держу ей руки и говорю, что непременно, непременно защищу её от всего, дам дойти до Рая незапятнанной.
Потому что это моя работа. И я её очень люблю.
Впрочем, вру, не работу. Её.
Не заказчик.
тоже не заказчик
Очень-очень впечатляет текст.
не заказчик
не он.
Автор.