This is life, not heaven. You don’t have to be perfect.
Shingeki no Kyojin. Эрен/Микаса\Армин. Нежная дружба переросшая в не менее нежную, но неправильную по общепринятым нормам любовь и все это на фоне борьбы с титанами.
-
-
26.02.2015 в 11:04В тот погожий день никто не хотел сидеть в штабе, стараниями неустанного капрала и загнанных новобранцев вылизанном до блеска. Неизвестно, кому первому пришла в голову мысль о том, что тренировочные земли могут стать отличным местом для небольшого пикника, но эта идея была принята с восторгом. И совсем скоро ребята из сто четвертого отряда, на чьих мундирах несколько месяцев назад появились Крылья свободы, отправились в путь.
— Пожалуй, это место подойдёт.
— Неважно где, давайте уже наконец поедим! — нетерпеливо воскликнула Саша. Ребята со смехом расстелили покрывало и удобно расположились на земле.
— Жаль только, что мы не нашли Эрена, Микасу и Армина.
— Да... Теперь они стали реже бывать с нами, — вздохнула Криста.
— Погодите-ка, а это разве не они? — зоркая Саша, уже успевшую набить рот, заметила всем известную троицу раньше остальных. Они сидели на некотором расстоянии от ребят, опираясь спинами на ствол старого дерева.
— Эй, а вам не кажется, что те трое слишком много времени проводят вместе? — в своей обычной едко-издевательской манере произнесла Имир. Все посмотрели на неё с недоумением.
— Ты о чём?
— Они же всегда такими были, ещё со времен учебного корпуса. Да и думаю, что для людей, которые росли вместе, это естественно.
— Посмотри внимательнее, разве друзья детства так себя ведут? — Имир кивнула головой в направлении Эрена, Микасы и Армина, словно предлагая лично убедиться в её словах.
Трое друзей выглядели непривычно расслабленными и умиротворёнными, совсем не такими, как в боевой обстановке. Их плечи едва заметно соприкасались, а ветер смешивал каштановые пряди волос с золотыми и чёрными.
Неприятные мурашки пробежали по спине Жана, и он незамедлительно возразил:
— Ерунда! Микаса не такая.
— Какая это — не такая?
— Да она даже с Йегером не... И уж точно не с двумя сразу, — по мере того, как Жан говорил, уверенность постепенно исчезала из его голоса. Нет, конечно, он не позволял себе сомневаться в непогрешимости своего идеала... Но всё же, в конце концов, Микаса была человеком. И человеком весьма скрытным.
А сознание не замедлило подкинуть Жану аккуратную стопочку образов, которые шли совершенно вразрез с его собственными словами, и, казалось, только и ждали этого момента, чтобы проявиться. Её особенная нежная улыбка, которая появлялась на её лице только рядом с кем-то из тех двоих. Её заботливость, которую она проявляла только в отношении своих друзей детства, и то, что она позволяла им заботиться о себе...
Жан незаметно потряс головой, стремясь избавиться от внезапно возникших мыслей сомнительного характера. А разговор продолжался и без его участия:
— И правда, Имир, что ты такое говоришь? — возмутилась Криста, силясь скрыть внезапно приливший к щекам жар. — Это просто невозможно!
— А даже если и так — что такого? — рот Саши был набит булочкой, и поэтому её слова прозвучали нечётко, но абсолютно все обратили на них внимание.
— Ну, Саша у нас вообще всё примет и поддержит, лишь бы кормили, — усмехнулась Имир, довольная эффектом, который вызвали её слова. Она-то рассчитывала, что все воспримут их как шутку, но, видать, не она одна обратила внимание на странное поведение той троицы в последние дни.
А трое друзей в это время спокойно наслаждались редкими минутами безмятежности, даже не подозревая, какие жаркие споры разгорелись вокруг их взаимоотношений.
Их пальцы нежно сплелись вместе, образуя прочный замок. В эти мгновения им не нужны были слова, они были счастливы всего лишь быть рядом друг с другом, ощущать человеческое тепло и, самое главное, чувствовать, что они продолжают жить в полном смысле этого слова. Должно быть, не раз побывав в таких переделках, что выбраться из них казалось абсолютно невозможным, они начали нуждаться в этом чувстве более, чем раньше.
Так всё и начиналось... Случайно и закономерно одновременно.
Кровь гигантов с лёгким шипением улетучивалась с их тел и одежды, но не бесследно — она была столь горяча, что грозила оставить за собой множество уродливых ожогов. А часть алых пятен не исчезла. Человеческая кровь. Их собственная, из несерьёзных порезов, нанесенных при быстром перемещении по лесу, и кровь их товарищей, которые в тот день исчезли навсегда.
Всё это было словно кошмарным сном. В жизни не может быть таких ужасающих картин, в жизни не может быть настолько страшно... Оказывается, может. И хуже всего было то, что даже тем, кто видел гигантов далеко не в первый раз, было не легче — к этому просто невозможно привыкнуть.
Эрен знал, что ощущение кошмара наяву будет преследовать его ещё несколько дней, и заранее готовился к тому, что не вообще сможет спать или, в лучшем случае, будет каждый час просыпаться от ужасающих снов. Но было наяву ещё тяжелее, чем во сне.
Его пальцы едва заметно подрагивали, когда он пытался смыть кровь и пот ледяной водой, которая заодно должна была привести его в чувство... Никогда не помогало.
Каждый раз по окончании битвы Армин чувствовал себя так, словно часть его души умерла там, вместе с товарищами, обретшими братскую могилу в чреве какого-нибудь гиганта. Полностью опустошённым. Уменьшившимся, ослабевшим. Жалким. И Армин плакал где-нибудь в тёмном месте, закутавшись в плащ, с которого ещё исчезли пятна крови. Он слышал, что слёзы помогают выплеснуть горе и скорбь. Но беда была в том, что ни того, ни другого он не мог ощущать. Всё это приходило уже позже. А сейчас были лишь почти животный страх и последствия недавнего выброса адреналина.
Микаса иногда казалась настолько холодной и малоэмоциональной,что в такие моменты окружающие завидовали ей — должно быть, с её стальными нервами всё это не настолько ужасает. И никто и не подумал бы укорить её за это. Да только... Чёрта с два ей было хоть капельку легче! Она видела, как в бессильном гневе Эрен ударяет кулаком по стене и как тихо всхлипывает Армин, и хотела бы, чтобы и ей были доступны эти простые способы выплеснуть свои эмоции... Но она не могла. Её страх, печаль и гнев копились в глубине души, грозя — бог знает когда! — неминуемо дать о себе знать. Это пугало Микасу ещё больше, но зная, что сейчас она не может ничем себе помочь, она отдавала все силы на то, чтобы помочь своим самым близким друзьям.
— Эрен. Эрен. Эрен.
Она звала его тихим голосом и пыталась хоть на мгновение вытащить его из тёмной бездны, в которую он медленно погружался. Бесконечно, словно какое-то заклинание, повторяла его имя, осторожно гладила по волосам... Иногда он отвечал ей, что-то говорил... Но его прекрасные глаза оставались совершенно мёртвыми.
Эрен был для неё целым миром... И его боль была для неё во много раз хуже её собственной.
Если бы это был любой другой день, то Армин помог бы ей. Он всегда помогал ей защищать Эрена — весь её мир. И он был единственным, кому она доверяла настолько, чтобы позволить это, позволить находиться так близко к Эрену, к её хрупкому — ведь любой человек невероятно хрупок — миру. Но прямо сейчас Армин был бесполезен. И его она тоже должна была защитить.
Она вытирала его слёзы жёсткими, погрубевшими ладонями. Этот простой, но нежный жест помог ему успокоиться, но, в то же время, разбудил в нём новую непонятную тоску. Он прижимал её ладонь к своему лицу и смотрел на неё так, словно от неё зависела вся его жизнь. Но, в общем-то, так оно и было. Все трое зависели друг от друга гораздо сильнее, чем им хотелось бы признать.
Микаса обняла Эрена и Армина вместе, прижала к себе, уже не зная, чем ещё им помочь.
Все трое были полумёртвы. Они слишком часто смотрели в глаза смерти, и она успела запечатлеть свой поцелуй на их лицах. Им нужно было хоть что-то, чтобы почувствовать себя живыми.
Они избавлялись от смертельного холода, обмениваясь едва тлеющим теплом своих тел. Разделенное на троих, оно почему-то согревало гораздо сильнее. Крепко обняв друг друга, они прогнали страх — когда они были втроём, им нечего было бояться, потому что кто-то из них всегда мог найти пути спасения всех. Но сейчас этого было мало. Не жизнь кипела в их жилах — кипел гнев и отчаяние. И это было неправильно.
А правильно было прикасаться друг к другу, нежно очерчивать пальцами контур лица и губ, словно говоря «Ты жив, это правда!», запутываться в чужих волосах и случайно-намеренно целовать то скулу, то уголок рта, то подбородок...
Ощущение нереальности происходящего никуда не исчезло, но, во всяком случае, сон Эрена перестал быть кошмарным сном. А Армин чувствовал, что перестал дрожать от страха и задрожал уже по другой причине... Или же это была дрожь Микасы, передавшаяся ему?
Впрочем, неважно. Это было правильно. И плевать, что их было трое.
Им потребовалось время и много смелости, чтобы продолжить такие отношения. Они прекрасно понимали, что даже в весьма терпимом к связям любого рода обществе разведчиков их не примут, и поэтому им придётся всеми силами скрывать свою любовь — и это оказалось сложным. Это решение было опасным.
Но им хватало честности перед друг другом и перед собой, чтобы признать собственные чувства и желания. Каждое мгновение могло быть последним, и они не могли лгать друг другу, потому что сама жизнь научила их быть честными.
-
-
26.02.2015 в 23:48заказчик
-
-
27.02.2015 в 19:42А., собственно
-
-
02.07.2015 в 18:35Это не бросается в глаза. И оттого настолько тяжко, почти больно смотреть на них.
Леви служит в разведотряде не первый десяток лет, он видал и не такое. Двое мальчишек и одна девчонка – ха, в истории разведотряда бывало и не такое и не в таких масштабах. Просто терять двоих любимых гораздо тяжелей – из таких троиц редко оставался в живых кто-то один. Либо все... либо никого.
В городе неразлучная троица упорно держится вместе – будь у Микасы чуть меньше чувствительности и больше равнодушия к окружающим, она бы взяла обоих мальчишек за руки и с гордо поднятой головой пошла бы по торговым рядам, ловя и игнорируя липкие и презрительные взгляды. В городе царят ханжеские нравы, соревнования «кто смиренней и целомудренней», а похоть выплескивается в подземельях, в борделях, в защищенных резиденциях. Искренние чувства редко проявляются на людях. Маска лицемерия незримо улыбается с ворот.
Все меняется, когда вчерашние подростки, свистевшие вслед держащимся за руки разведчикам, оказываются в тренировочных отрядах, когда опасность становится настолько ощутимой, что можно пощупать ее в темноте комнаты. Все меняется, когда смерть караулит у окон и улыбается бездумными улыбками титанов.
Под столами переплетаются пальцы, в сумерках коридоров обжигают быстрые поцелуи, пустые комнаты не остаются таковыми надолго... Вся горячность, весь юношеский максимализм – все это расцветает под крики умирающих, взрывается под ногами титанов. И там же умирает, если не повезет.
Потом юноши и девушки возвращаются в город – чтобы чинно держаться за ручку и не смерять презрительными взглядами таких, как эти трое.
Это негласное правило разведотряда – пока вы ведете себя тихо, никому нет до вас дела, даже командующему составу, при виде которого разносятся испуганные шепотки и появляется смущенный румянец на щеках. Веселитесь, дети, пока можете, наслаждайтесь жизнью, пока она у вас есть, любите, пока есть кого.
Леви отворачивается от молодежи и коротко приказывает выдвигаться. Саша с сожалением запихивает в сумку остатки еды, шумно вздыхает и переглядывается с Конни – прощаясь и надеясь на то, что они еще смогут встретиться после. Жан с тоской смотрит на Микасу, но к матрасу, на котором съежились она с Эреном и Армином, не приближается – это не его прощание. Троица переглядывается, крепко сжимает руки друг друга и расходится за плащами.
Сложность не в том, чтобы не обращать внимания на взгляды. Не в том, что вне разведотряда их отношения станут сначала внешне, а потом и на самом деле другими. Сложность в умении попрощаться – до вечера и одновременно навсегда.
-
-
02.07.2015 в 20:58-
-
02.07.2015 в 22:22