Они разные, господи, какие же они разные! Но у каждого искалечено сердце, и от увечий им не избавиться никогда…
Когда двое входят в комнату их уже ждут. Настороженный, усталый взгляд следит за каждым движением. - Хайне? Бадоу?
У них одна боль на троих – всё ещё открытая и местами - гноящаяся рана. Они никогда не разделят боль поровну, потому что, разделяясь, она не исчезает, а умножается. Поэтому они просто будут лечить друг-друга. Как умеют.
- Тссс… Молчи. – Голос у Бадоу тихий и почти нежный, а его дыхание обжигает. Наото закрывает глаза и чувствует прикосновение холодных пальцев к щеке – аккуратных, и как будто неуверенных…Она кладёт свою руку поверх бледной ладони, - согревая, и чуть сдавливает пальцы, когда слышит порывистый вздох у себя за спиной.
Да, простите, я абсолютно не шиппер этого тройника, но так как это единственная заявка на Догс, которую я тут увидел, я захотел ее исполнить Х_* 161 бредовое слово Бадоу смотрит на Наото колко и как-то смято, словно мимоходом. А Наото растерянно смотрит на Хайне, который уснул головой на ее коленях. - Он устал. - Говорит Бадоу стыло, и от его голоса веет туманной какой-то сыростью. В церкви жутко неудобные скамьи, кстати... - Я вижу. - Тихо отвечает Наото. - Но мне неудобно. Бадоу зло фыркает. После того как она присоединилась к ним, от нее одни проблемы. Честно. - Он устал. - Повторяет Нэйлс, и когда он смотрит на Хайне - лицо, бледное в синеву, и тонко очерченный профиль - взгляд его словно смягчается. Он берет часть боли своего напарника так просто и привычно, что уже не обращает внимания. А Наото видит, как он украдкой сжимает белые пальцы в своей ладони и почти-совсем гладит Хайне по голове. Когда она на это смотрит, ей очень хочется им двоим помочь. Что бы у них была одна боль - на троих. Хотя ей самой кажется, что боли в Хайне Раммштайнере хватит на десятерых.
— Знаешь, Хайне... — Чего тебе? — Надо пойти купить сигарет. — Сходи. Купи. В сумрачном помещении церкви уже который час играла музыка. "Классическая". Та, что была "до". Никто четко объяснить, что, все-таки, было причиной сегодняшнего "после", не мог. Ну, или не хотел. Сначала было не до того, потом было больно, дальше стало все равно и в конечном итоге подробности стерлись. Помнили только, что когда-то было по-другому, когда-то была "весна", и "лето", и "море", и... И. Когда-то было "до". И в этом "до" люди умели делать красиво. И вот сейчас напарники слушали отголоски этого "красиво". — Хайне... — Чего тебе? — Я хочу курить. — Я могу тебе в этом помочь? — Хайне на мгновение отвел взгляд от площадки перед алтарем. — Надо пойти купить сигарет. — Сходи. Купи. Они вновь замолчали. Это продолжалось уже более получаса, с тех пор, как Бадоу выкурил последнюю сигарету. И если Хайне было глубоко плевать на курево или его отсутствие всегда, то Нейлс вспоминал о нем скорее по привычке. Сейчас ему тоже было плевать. Потому что покурить он сможет и потом, а вот такое вряд ли еще раз увидит. Впереди, в главном нефе церкви, закутанная в черный латекс и сумрачный свет, танцевала Наото. Она легким перышком взлетала со звуками скрипки, сталью разрывала утробный рык барабана, шелковыми нитями вплетаясь в перестук аккордов фортепиано... Она лилась, бежала, рвалась, мучилась, смеялась, любила, дралась, плакала... Сейчас, да, несомненно, именно сейчас, она развернула перед ними свою душу. Рваную, избитую, потерянную душу. С осколками кривого зеркала ненависти, прозрачными округлыми — вылизанными — солевыми кристалликами убитой привязанности, с горько-болезненным налетом страха и ржавыми гвоздями безрассудного упрямства... С кровавыми потеками загубленной женской нежности. — Хайне... — Чего тебе? — Я хочу курить. — ...
- Да...
Они разные, господи, какие же они разные! Но у каждого искалечено сердце, и от увечий им не избавиться никогда…
Когда двое входят в комнату их уже ждут. Настороженный, усталый взгляд следит за каждым движением.
- Хайне? Бадоу?
У них одна боль на троих – всё ещё открытая и местами - гноящаяся рана. Они никогда не разделят боль поровну, потому что, разделяясь, она не исчезает, а умножается. Поэтому они просто будут лечить друг-друга. Как умеют.
- Тссс… Молчи. – Голос у Бадоу тихий и почти нежный, а его дыхание обжигает. Наото закрывает глаза и чувствует прикосновение холодных пальцев к щеке – аккуратных, и как будто неуверенных…Она кладёт свою руку поверх бледной ладони, - согревая, и чуть сдавливает пальцы, когда слышит порывистый вздох у себя за спиной.
И может быть, боль исчезнет… когда-нибудь.
161 бредовое слово
Автор № 2
Хотя на самом деле, это был жестокий стёб над самой собой...
Автор-который-два х)
265 слов.
— Знаешь, Хайне...
— Чего тебе?
— Надо пойти купить сигарет.
— Сходи. Купи.
В сумрачном помещении церкви уже который час играла музыка. "Классическая". Та, что была "до". Никто четко объяснить, что, все-таки, было причиной сегодняшнего "после", не мог. Ну, или не хотел. Сначала было не до того, потом было больно, дальше стало все равно и в конечном итоге подробности стерлись. Помнили только, что когда-то было по-другому, когда-то была "весна", и "лето", и "море", и... И. Когда-то было "до". И в этом "до" люди умели делать красиво.
И вот сейчас напарники слушали отголоски этого "красиво".
— Хайне...
— Чего тебе?
— Я хочу курить.
— Я могу тебе в этом помочь? — Хайне на мгновение отвел взгляд от площадки перед алтарем.
— Надо пойти купить сигарет.
— Сходи. Купи.
Они вновь замолчали. Это продолжалось уже более получаса, с тех пор, как Бадоу выкурил последнюю сигарету. И если Хайне было глубоко плевать на курево или его отсутствие всегда, то Нейлс вспоминал о нем скорее по привычке. Сейчас ему тоже было плевать. Потому что покурить он сможет и потом, а вот такое вряд ли еще раз увидит.
Впереди, в главном нефе церкви, закутанная в черный латекс и сумрачный свет, танцевала Наото. Она легким перышком взлетала со звуками скрипки, сталью разрывала утробный рык барабана, шелковыми нитями вплетаясь в перестук аккордов фортепиано... Она лилась, бежала, рвалась, мучилась, смеялась, любила, дралась, плакала...
Сейчас, да, несомненно, именно сейчас, она развернула перед ними свою душу. Рваную, избитую, потерянную душу. С осколками кривого зеркала ненависти, прозрачными округлыми — вылизанными — солевыми кристалликами убитой привязанности, с горько-болезненным налетом страха и ржавыми гвоздями безрассудного упрямства... С кровавыми потеками загубленной женской нежности.
— Хайне...
— Чего тебе?
— Я хочу курить.
— ...