баловство. автор не смотрел блич. он уныл. автор, то есть.
- Когда всё исчезнет, ты останешься со мной, - нежно шепчет Вабиске Кира. Вабиске задумчиво кивает и говорит: - Да, даже когда пробьет полночь и твоя карета превратится в тыкву, а лошади - в мышей.
К Бличу, конечно, отношения практически не имеет... но тем не менее - сюрно, и, как ни странно, Кире подходит Я буду считать это приятным бонусом. Заказчег.
Для шинигами не редкость разговаривать со своим оружием. Выговариваться ему, жаловаться на все проблемы и даже плакаться. Пока шелковая тряпочка, пропитанная душным гвоздичным маслом, будет скользить по благородной стали, можно многое переговорить. Говорят, некоторые шинигами сходят так с ума – настолько уходят внутрь себя, к единственному понимающему собеседнику, что могут разрубить боевого товарища – вдруг тот окажется слишком подозрительным? Разговоры с оружием, пусть даже у него есть одушевленная форма, это первый признак паранойи. Начинается она с одной слезы на стали клинка, а заканчивается порой и страстными фантазиями, в которых шинигами находит покой в объятиях своего меча. Кира Изуру прекрасно отдает себе отчет – он ужа давно не нормален, а потому – надо, надо, необходимо за кого-то хвататься! Призрак статной надменной женщины с теплыми глазами его преследует и все норовит обнять со спины за плечи. Если Кира не убил кого-то случайно, отмахиваясь от него мечом, то лишь по большой удаче. Однажды он разгромил всю комнату, пытаясь прогнать назойливый призрак, пиявкой присосавшийся к его страху одиночества. И тогда в жизни появился Гин-сан со своим лисьим прищуром. Кира боялся, просто безумно боялся своего капитана. Казалось, для него перечеркнуть чужую жизнь – это раз плюнуть. Интриган он был отменный, да еще и – вот ужас! – выскочка из Руконгая, но… как сладко, как сладко было осознавать, что не он один сумасшедший! Есть кто-то другой, давно заменивший простую жизнь интригами, ходами и подстановками, так что уже потерял себя. И Кира был счастлив находиться рядом с кем-то подобным – это значит, что для него еще не все потеряно. И вот Гин-сан исчез. Бросил его. Призрак надменной женщины неслышно опускается на колени за спиной отрешенно водящего точилом по мечу юноши. Холеная бледная рука скользит за ворот его хакама, а томные алые губы касаются белоснежной шейки аристократа. - Когда всё исчезнет, ты останешься со мной, - не спрашивает, а утверждает он, не пытаясь замахнуться на преследующее его наваждение. Не раз спасавшее жизнь в бою, не раз спасавшее от жуткого раздирающего на куски одиночества, взявшегося из ниоткуда в тот момент, когда он впервые расплакался над своим мечом. - Останусь, останусь, - на разные лады шепчет ему голос, низкий, грудной, насмешливый. Вабиске давно знает, что юноша от нее никуда не денется, а после ухода капитана – даже не попытается. И тот засос, который остался на его шее – лучшее тому подтверждение. Пусть и увидят его только они двое.
На самом деле, это тоже не совсем то, что хотел заказчик - я думала о Вабиске как о странном чёрном создании из филлеров про зампакто Но это - тоже очень вкусно и хорошо. Спасибо за работу, автор. Надеюсь, вы откроетесь. Влюблённый в Изуру заказчик.
-Шинигами-, бить без приказания хозяина я никого не буду) У меня на самом деле тоже неоднозначное отношение к филлерам. Например, серии про Амагая я вообще смотреть не стала - промотала. Ибо из Киры там, имхо, сделали чёрт знает что и сверху бантик, а моя душа такого издевательства над персонажем вынести не смогла. Но конкретно эти филлеры меня заинтересовали (по вполне понятной причине, думаю). И одушевлённые зампакто - тоже. Шинсо любит Вабиске. Сильно любит.
Хотя и эта визуализация, безусловно, привлекательна.
у автора бессонница и он уныл, если чтоОни все ушли, ушли, ушли. Кого-то забрала ухмыляющаяся Смерть, порой так манящая меня своими ледяными пальцами, та самая, которой я наношу удар за ударом твоим, да-да, твоим острым лезвием, не позволяя подступиться хоть немного ближе. А кто-то ушёл сам - где он теперь, по каким песчаным дорогам ступает он неслышно, какие частицы воздуха, которым он дышит теперь, доносятся до этой комнаты? Никто уже не знает. Страшному человеку свойственно и исчезать по-страшному окончательно. Я лишь себе - и тебе - задаю эти бесконечные вопросы, не разжимая губ. Они ушли, а ты - нет. Кто знает, не будь этих тяжёлых оков, сумей ты сбросить их, как старую одежду - что бы ты сделал тогда? Хочется верить, что даже если бы вся связь, что крепче любого каната, связь между воином и духовным оружием, если бы даже она оборвалась по велению страннейшего из случаев - ты остался бы всё равно. Оставшись один, я повторяю твоё имя, при бесконечном повторении, как и любое слово, теряющее смысл, складывающееся в причудливый шорох-шёпот. Нет, мне пока не дано видеть тебя наяву, прикасаться - да и будет ли? Прошло то время, когда я верил, что могу стать лучше, пролетело серебряными потоками ветра. Но стоит мне уснуть так, сжимая твою рукоять... Только закрыть глаза - и можно говорить с тобой вслух, не боясь, что обвинят в потере разума, а порой и плакать, и знать, что ты не рассмеёшься. Невероятное притяжение чёрных изломанных клочьев темноты, из которых состоишь ты - ведь знаешь, меня всегда тянуло к опасному. Но недостаточно для того, чтобы стать опасностью самому. Я всегда где-то на грани. Да знаешь ты, всё знаешь, знаешь лучше, чем я...
...Днём всё по-другому. Чёлка скрывает пол-лица, мало кому придёт в голову присматриваться к тёмным кругам под моими глазами, вслушиваться в интонации потускневшего голоса, присматриваться к лихорадочным движениям пальцев. Никто не узнает, что иногда я чувствую холодные цепи, явственное прикосновение металла к своим рукам. Никто, кроме тебя. Как скоро я сорвусь, не захочу открывать глаза, окончательно окунусь в чёрную, тяжёлую, как плотная ткань, глубину моего отчаяния? Не знаю. Но ведь ты не покинешь меня даже тогда?.. Даже когда всё исчезнет - ты останешься со мной.
- Когда всё исчезнет, ты останешься со мной, - нежно шепчет Вабиске Кира. Вабиске задумчиво кивает и говорит:
- Да, даже когда пробьет полночь и твоя карета превратится в тыкву, а лошади - в мышей.
Заказчег.
Для шинигами не редкость разговаривать со своим оружием. Выговариваться ему, жаловаться на все проблемы и даже плакаться. Пока шелковая тряпочка, пропитанная душным гвоздичным маслом, будет скользить по благородной стали, можно многое переговорить. Говорят, некоторые шинигами сходят так с ума – настолько уходят внутрь себя, к единственному понимающему собеседнику, что могут разрубить боевого товарища – вдруг тот окажется слишком подозрительным? Разговоры с оружием, пусть даже у него есть одушевленная форма, это первый признак паранойи. Начинается она с одной слезы на стали клинка, а заканчивается порой и страстными фантазиями, в которых шинигами находит покой в объятиях своего меча.
Кира Изуру прекрасно отдает себе отчет – он ужа давно не нормален, а потому – надо, надо, необходимо за кого-то хвататься! Призрак статной надменной женщины с теплыми глазами его преследует и все норовит обнять со спины за плечи. Если Кира не убил кого-то случайно, отмахиваясь от него мечом, то лишь по большой удаче. Однажды он разгромил всю комнату, пытаясь прогнать назойливый призрак, пиявкой присосавшийся к его страху одиночества. И тогда в жизни появился Гин-сан со своим лисьим прищуром.
Кира боялся, просто безумно боялся своего капитана. Казалось, для него перечеркнуть чужую жизнь – это раз плюнуть. Интриган он был отменный, да еще и – вот ужас! – выскочка из Руконгая, но… как сладко, как сладко было осознавать, что не он один сумасшедший! Есть кто-то другой, давно заменивший простую жизнь интригами, ходами и подстановками, так что уже потерял себя. И Кира был счастлив находиться рядом с кем-то подобным – это значит, что для него еще не все потеряно. И вот Гин-сан исчез. Бросил его.
Призрак надменной женщины неслышно опускается на колени за спиной отрешенно водящего точилом по мечу юноши. Холеная бледная рука скользит за ворот его хакама, а томные алые губы касаются белоснежной шейки аристократа.
- Когда всё исчезнет, ты останешься со мной, - не спрашивает, а утверждает он, не пытаясь замахнуться на преследующее его наваждение. Не раз спасавшее жизнь в бою, не раз спасавшее от жуткого раздирающего на куски одиночества, взявшегося из ниоткуда в тот момент, когда он впервые расплакался над своим мечом.
- Останусь, останусь, - на разные лады шепчет ему голос, низкий, грудной, насмешливый. Вабиске давно знает, что юноша от нее никуда не денется, а после ухода капитана – даже не попытается. И тот засос, который остался на его шее – лучшее тому подтверждение. Пусть и увидят его только они двое.
Влюблённый в Изуру заказчик.
без приказания хозяиная никого не буду) У меня на самом деле тоже неоднозначное отношение к филлерам. Например, серии про Амагая я вообще смотреть не стала - промотала. Ибо из Киры там, имхо, сделали чёрт знает что и сверху бантик, а моя душа такого издевательства над персонажем вынести не смогла. Но конкретно эти филлеры меня заинтересовали (по вполне понятной причине, думаю). И одушевлённые зампакто - тоже.Шинсо любит Вабиске. Сильно любит.Хотя и эта визуализация, безусловно, привлекательна.