[She Wolf] Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать.(с)
Bleach. Мацумото | Хицугайя. AU. "Тепло ль тебе, девица?"
- Тепло ль тебе, девица, тепло ль тебе, красная? - нарезал круги вокруг своего лейтенанта Хитсугая, замораживая все вокруг.
Мацумото, стоящая летнем платье, греясь литровой бутылкой саке, тихо материлась и думала: "Чтоб я еще раз читала этому мелкому гаду русские сказки перед сном!"
Рангику проклинала тот день, когда ее усыновил аристократ из Сейретея. Да, в семидесятом округе Руконгая было голодно, холодно и паршиво, и каждый думал, что маленькую девочку легко обидеть. Зато никто не стоял у нее над душой и она была сама себе хозяйка, а всякого, кто был с этим не согласен, можно было ударить камнем по голове и сбросить в местную речку, по которой весело плыли разноцветные вонючие отходы из лабораторий шинигами. Одного шинигами Рангику как-то видела своими глазами, когда была совсем маленькой. Лицо у него было черное и плоское, а вместо ушей - золотые трубки, из которых медленно капала зеленая слизь. Она не описалась, даже когда он прошел совсем рядом, и была этим очень горда. Потом она никогда не забывала упомянуть его в сказках, которые ее заставляли рассказывать на ночь сводным сестрам. Им гордиться было нечем.
Так вот, в семидесятом округе было голодно, холодно и паршиво, а потом Рангику привели в прекрасный дом с расписными ширмами и чистыми полами и обрезали ее длинные золотистые волосы. Они сказали, что волосы слишком спутанные, чтобы с ними возиться, но это было неправдой. Рангику нашла потерянный какой-то дамой костяной гребень так давно, что уже не помнила, когда это было, и с тех пор никогда не забывала им пользоваться. Просто ее новым сестрам таких волос хватило бы на двоих и еще осталось, и это им совсем не понравилось. Сама Рангику им тоже совсем не понравилась. Она ответила взаимностью.
Спать в углу дровяного склада было ничуть не теплее, чем на рваном татами в заброшенной хижине, на ужин ей доставались только вчерашний подгорелый рис и недопитый чай, а воровать еду с лотков уличных торговцев она больше не могла, ведь её обязанностью стало ходить за покупками, и все они вскоре знали её в лицо. Утром она перебирала рис, потом мыла всё, что могло запачкаться за ночь, потом стирала расшитые кимоно приемных сестер, стараясь на них даже не дышать. Вечером она несла дрова в дом и разжигала огонь в очаге из красной глины, глядя, как пепел кружится над языками пламени, точно гоняющийся за собственным хвостом котенок. И сколько бы Рангику не возилась с очагом, никогда пепел не пачкал ни ее руки, ни лицо, ни волосы, так что она всегда казалась чисто умытой.
Потом она убирала всё, что следовало убрать на ночь, и сидела во дворе, глядя на звезды и думая о том, стоит ли удрать обратно или еще можно потерпеть. Она не знала точно, ради чего терпеть, но казалось ей, что в будущем скрыто что-то необычное, что-то особенное и предназначенное только для неё, но, вернувшись обратно к своей старой жизни, она лишится этого навсегда. От таких мыслей ей становилось странно - ну разве можно скучать по тому, чего и не было никогда?
В другие вечера она развлекалась планами мести. Планы были разнообразны и изобретательны, но, когда пепел взвился над огнем очага слепящим серым облаком и старшая из сводных сестёр облилась недоваренным сирумоно, Рангику тут была совершенно ни при чем.
По крайней мере, ей так казалось.
Приемный отец и его плетка сочли ее аргументы неубедительными. Тогда Рангику вырвала у него плетку, толкнула его в угол, свалив на его уважаемую соседями голову оставшиеся в доме дрова, и убежала, одетая лишь в домашнюю юкату, до того старую, что даже ее острые глаза не различали, какого цвета были изображенные на ней птицы. Может быть, они и вовсе были драконами.
Она бежала, не разбирая дороги – да и не нашла бы она дорогу в кромешной тьме. Но потом выглянула луна, пролив на землю серебряное молоко. Лес стоял перед ней, лес сомкнулся за ее спиной, лес наступал с обеих сторон. Черный лес, старый лес, усыпанный сухими листьями и скованный предчувствием стужи. До первого снега оставалось совсем немного.
Рангику поняла, что заблудилась.
Она оглядывалась в поисках огней, но ничего не было видно, как будто улица и дома остались на другом краю мира. Она едва не пожалела о том, что умела бегать так быстро.
Найдя огромную раскидистую сосну, она забралась на низкую толстую ветку и села, прислонившись спиной к стволу. Жесткая кора царапала её через тонкую ткань юкаты, но это было даже к лучшему. Она слышала дюжину историй про тех, кто засыпал в зимнем лесу навсегда.
Ее разбудил голос, произносящий странное заклятие где-то вдалеке.
- Дайгурен Хьёринмару!
Когда Рангику открыла глаза, она подумала, что всё ещё спит. Ярко светило солнце и всё вокруг было белым. Но не первый снег упал с небес, чтобы вскоре растаять – лес был закован в сияющие доспехи льда.
Внезапно поднялся ветер. Он был таким сильным, что Рангику упала со своей ветки. Ветер свистел в ушах и рвал волосы. С таким ветром приходили февральские бури. Но ни одна тонкая веточка не сломалась под его напором, ничто не шевелилось в лесу. Ветер был только для Рангику. Он как будто звал её, и внутри неё пробуждался ответный порыв. Он мог бы выморозить кровь в жилах за одно биение сердца, но все же каким-то чудом она могла его выдерживать.
Она подняла плетку, крепко сжимая ее в правой руке, и посмотрела туда, откуда прилетел ветер, прикрывая глаза ладонью.
Крылья.
Она протерла глаза и посмотрела опять.
Крылья из чистого льда, сверкающие на солнце. Белые волосы. Белое хаори.
Он мягко приземлился на замерзшую тропу и направился к ней. Она опустила глаза, прячась от ослепительного блеска крыльев, и увидела его ноги. Они тоже были изо льда.
Рангику шагнула назад, но за спиной у нее была сосна. Колени у нее подламывались.
Должно быть, это дух зимы дозором обходит владения свои на изломе сезонов. Стоит ей поднять взгляд, она увидит его лицо, слепленное из снега, и два речных камня вместо глаз.
Рангику не могла умереть, глядя себе под ноги, не для этого она прожила столько лет в Руконгае, не для этого она убежала, не для этого она сжимала свое единственное оружие так сильно, что у нее свело пальцы. И она посмотрела вверх.
Вернее, не совсем вверх, даже совсем не вверх – дух зимы оказался немного ниже ее ростом.
Ах, до чего же он был кавайный! Лицо у него было точно с картинки, брови вразлет, кожа нежная, как первый снег, а глаза словно листья, вмерзшие в лед. Совсем как человек, разве что Рангику таких кавайных людей еще не встречала.
- Не бойся, - сказал он так требовательно, словно приказывал ей этого не делать.
- Я и не боюсь.
И пусть только попробует упрекнуть её во лжи.
Странный ветер стих мгновенно, точно крышку захлопнули. С хрустальным звоном вокруг осыпался лёд.
- Не бойся, - повторил он. - Я шинигами.
- Шинигами?!
Рангику опять забыла про сосну и ударилась о неё спиной.
Он смотрел на нее спокойно и серьезно и был совсем не похож на шинигами.
- Но ведь у тебя слизь из ушей не течет.
Его и без того огромные глаза стали еще больше, и Рангику отчего-то почувствовала себя удовлетворенной. Было бы забавно его… удивить. Еще раз. Или даже два.
Внезапно он придвинулся ближе, а Рангику то ли вспомнила про сосну, то ли уже и правда не очень боялась, но ей и в голову не пришло отшатнуться. Тут он положил ей руку на лоб. Рука была прохладная.
- Тебе не холодно?
Рангику сначала не поняла, о чем он, а потом и сама подумала: ведь она уже давно должна была совсем замерзнуть. Но внутри у неё словно тлело прикосновение серого шелка – а может быть, шерсти – гладкое и теплое.
Он наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то. Под хаори виднелась черно-белая одежда. Такую же носил тот, с ушами. Может, и правда шинигами.
А все же, может, нет? Оставался только один выход. Вернее, выхода как раз не было, но она хотя бы могла узнать ответ. Рангику разжала пальцы, расставаясь с бесполезной плеткой, собрала остатки смелости, а затем схватила его за плечи, притягивая к себе, и поцеловала прямо в губы.
… она не превратилась в ледяную статую, как принцессы из легенд, которым случалось целовать духов зимы. Не то что бы она была принцессой, но такие мелочи ведь не имели значения. Губы у него были теплые, а уши так вообще раскаленные, если судить по цвету.
Ей определенно нравилось его удивлять.
Он что-то говорил, нахмурившись, но Рангику уже не слышала. Метель закружила ее в объятиях, и, наверное, пошел снег, потому что перед глазами у нее стало белым-бело, а вскоре уже и не видно ничего.
Некоторое время спустя Рангику пришла в себя в лазарете четвертого отряда, голодная, как целая стая диких кошек, и выяснила, что трубки со слизью вовсе не являются непременным атрибутом шинигами. А еще спустя некоторое время она снова увидела, как в небесах раскрываются сверкающие ледяные крылья… но это уже совсем другая история.
Не заказчик
Действительно напрягает слово "кавайный" - выбивается из стилистики текста и легко заменяется, имхо =)
А еще, не в тему этого фика, я начинаю задумываться над укуренностью и легитимностью хот-фестовских сказочных кроссоверов. =)
Не с гор побежали ручьи –
Мороз-воевода дозором
Обходит владенья свои.
Автор постмодернист, однако.)))
Не оценил народ кавайности. Я совершенно осознанно и намеренно это туда вставила - чтобы оно сыграло диссонансом во имя общего налета нетрадиционности, как слизь из ушей, отходы в речке и т.д. Но сфейлился замысел великий, ибо и у других читателей та же реакция.
Вот гость с цытатой меня понимает. Оно самое, гость, минус борода. Плюс леденящий поцелуй.
Зима да - зиму хотелось атмосферную.
Rossita
но избевьтесь вы от этого "кавайного"!
всё волшебство рушится на глазах
из-за одного употребленного не к месту слова.